Цветы и сталь - Петр Никонов

– Ах, оставь, мы же с тобой не в каком-то глупом приключенческом романе… Просто скажи ему «Третье око никогда не дремлет». И он поймет, что ты действуешь по моему прямому указанию. Только не пользуйся этим до совсем важного момента, не спугни.

– Это какой-то шифр?

– Скорее, кодовая фраза. Ты их много разных будешь знать через год. Если доживешь, конечно. А вот это уже зависит только от тебя.

– Я тебя понял, Донрен. Сделаем. Какое-то напутствие?

– Живи и не дай спокойно жить врагам Империи. Делай свое дело хорошо и не делай плохо. Если тебя ударят по одной щеке, врежь обидчику по яйцам со всей силы. Мой руки перед едой. Когда придёт час белого хлада – не ешь желтый снег. Достаточно напутствий?

– Вполне, – расхохотался Гленард.

– Ну и прекрасно, – тоже засмеялся Донрен. – А сейчас пошли-ка уже переодеваться к ужину. Негоже будет заставлять наших таких радушных хозяев ждать.

Глава VII

Обещанные Донреном странности начались на второй день после его отъезда. В деревне Залесье буквально в паре километров от замка Флернох ночью сгорел амбар. В принципе, дело обычное, мало что ли амбаров горит из-за случайной молнии или печной искры. Вот только погода была сухая и ясная, а амбар стоял на отшибе, где ни печей, ни костров рядом не наблюдалось. Поэтому Гленард на всякий случай решил съездить и посмотреть на пожарище.

С собой он решил взять Боварда. Костис остался в доме Тайной Стражи за главного с важнейшим заданием прибраться внутри помещения, завершив тем самым процесс обновления отделения. Гленард не сомневался, что лень и хитрость Костиса приведут к тому, что прибираться будет кто-то из замковых служанок, но для Гленарда был важен результат.

Гленард и Бовард не спеша ехали по утоптанной песчаной дороге. Дождей не было почти неделю, поэтому грязь не мешала передвижению. Лишь легкая пыль поднималась от шагов гнедого коня Гленарда и пегой кобылки Боварда. Вокруг бушевала яркая весенняя жизнь. На холмах цвели полевые цветы, на кустах и деревьях мелкие птицы активно возвещали о своем желании найти себе пару, а крестьяне, только недавно начавшие пахоту, утирали пот со лбов (солнце даже утром светило вовсю) и задумывались о еще нескором полуденном перекусе.

– Как зовут твоего коня, Гленард? – спросил заскучавший в пути Бовард

– Окунь, – отозвался Гленард. – Всех моих коней зовут Окунь.

– Правда что ли? – удивился Бовард.

– Да нет, конечно, – рассмеялся Гленард, – шучу я. Я, конечно, обладаю некоторыми странностями, но не настолько, чтобы всех лошадей звать одним именем. Но конкретно этого коня действительно зовут Окунь. Не знаю почему, возможно из за выражения морды.

– А скажи, Гленард, зачем мы на пожар смотреть едем? Ежели само сгорело, то селяне разберутся. Ну, а если пожжёг кто, то енто дело капитана Славия, он пусть дознание и проводит. А мы-то там зачем?

– Честно говоря, не знаю, Бовард. Но делать в замке всё равно нечего, а так хоть, может, что-нибудь интересное найдем. Опять же, с местными познакомлюсь.

– Просто посмотрим и обратно что ли?

– А вот там и решим. Хотелось бы, конечно, следы осмотреть вокруг амбара, но, бьюсь об заклад, селяне там всё очень хорошо затоптали. И когда тушили, и когда на пожарище глазели.

– Ну, вдруг чего интересного осталось…

– А вот сейчас и узнаем, Бовард. Похоже, что это как раз то самое Залесье и есть.

Деревенька, которая показалась из-за следующего холма, называлась Залесьем не зря. Стояла она на краю, почти на опушке леса, который, как Гленард уже знал, простирался отсюда и примерно на пятнадцать километров до реки Морайне и, соответственно, границы Империи. Таким образом, деревня как бы отмечала собой границу между восточной, лесистой, и западной, покрытой холмами, лугами и полями, частями баронства Флернох. Амбар, точнее, то, что от него осталось, а осталось немногое, находился чуть в стороне от дороги, между большим полем и опушкой, на которой росли молодые елки.

Амбар сгорел полностью. Вокруг амбара толпились грустные крестьяне, бегали и галдели перемазанные ребятишки. Бабы и девки стояли поодаль, многие, не таясь, утирали слезы. Вокруг пожарища сурово ходил стюард Арктан, за которым хмуро следовал лейтенант Вацек, изредка пиная разбросанные головешки. Двое солдат сидели на траве чуть поодаль и откровенно скучали.

– Мое почтение, господа, – сказал Гленард, спешившись и подойдя к Арктану и Вацеку.

– И вам наше уважение, господин лейтенант, – отозвался Вацек.

– Что здесь случилось, спрашивать не буду, сам вижу, – продолжил Гленард. – А вот что, стало причиной пожара? Уже ясно?

– Похоже случайная искра от какого-то костра, – неуверенно протянул Вацек. – Ну, или молния из тех, что шарами летает. Или светлячки в амбаре загнездились. Ничего подозрительного, по крайней мере. Мне здесь делать нечего, и вам, похоже, тем более, уж не обижайтесь.

– Возможно, – кивнул Гленард и развел руками, – но порядок есть порядок. А где староста этой деревни?

– Почтенный Валюк? – хитро прищурился Арктан и указал на группу крестьян около пожарища. – А вон там, господин Гленард, худой старичок в синих портах.

– Спасибо, господа, – кивнул Гленард. – С вашего соизволения, я вас на время оставлю. Пошли, Бовард, поговорим со старостой.

Староста Валюк был мужиком явно крепким, хотя и не молодым и не могучим с виду. Даже свалившееся на деревню несчастье с виду не подкосило его. Он что-то активно объяснял собравшимся вокруг поселенцам.

– Мое почтение, – поприветствовал крестьян Гленард, подойдя. – Господин староста, я лейтенант Гленард, командир местного отделения Тайной Стражи. Пожалуйте, на минутку, в сторонку поговорить.

– Эт конечно, эт мы с радостью, господин тайный командир, – засуетился Староста и подошел к Гленарду и Боварду. Гленард протянул ему руку, староста неуверенно пожал ее.

– Господин староста, когда сгорел амбар?

– Дык, под утро. На рассвете почти, но еще не рассвело. Конрад, пастух наш, проснулся поранее, ему ж коров выгонять, в окно посмотрел, а амбар уже того… Крыша уже вся занялась. Ну, он на улицу, орать, мы бежать. Да поздно уже, только выбежали, а он уже, знач, обвалился весь. Мигом сгорел, как лучина.

– А что, староста, амбар пустой был что ли?

– Дык не, как пустой. Какой пустой… Пшеница там была, много, рожь. Картошка прошлого урожая, ее много было. Ну, и по мелочи там… вилы, топоры и прочие дела.

– А мяса не было? – спросил Гленард. – Окороков там копченных или колбас?

– Мяса? Да кто ж мясо в амбаре-то держит – рассмеялся Валюк. – Вы, барин, видать, не знаете совсем быта деревенскаво-та… Мясо у нас на леднике в холме упрятано, а колбасы по подвалам. Скажете тоже…

– Да, извини, староста Валюк, не подумал, – пожал плечами Гленард. – А что ж есть-то вам теперь? Да и сеять что будете? Я смотрю, бабы плачут, значит худо дело?

– Бабы, извините барин, дуры. Они из-за хаты амбарной переживают, разволновалися все. А за нас не беспокойтесь. Господин барон у нас добрый, поможет, займет семени-то на посев, и пшеницы, и ржи, и картошки. Земля у нас добрая, к осени всё соберем снова, шо погорело. Небогато, конешна, лето жить будем, но с голоду не помрем, выкарабкаемся как-нить, барин.

– Скажи, староста, а вот амбар у вас большой, деревня, смотрю, не бедствует, а край-то пограничный? Неужели никто не охраняет деревню ночами? – удивился Гленард.

– Да как же это, охраняють, значицца, конешно… – замешался Валюк. – Сторож есть, Донег кривой. Он хоть бы и кривой, а топором знатно машет. Только пьет, скотина…

– А где же его найти, Донега? – поинтересовался Гленард.

– Да вот кто ж его знаеть-то… Видать, напился с вечера, свинья пьянчужная, проглядел амбар, а теперь хоронится где-нить. Боится, видать, что поколотят его. И правильно боится, я же лично и поколочу. Пусть и на силы последние, но отведу на нем душу!

– Спасибо тебе, староста Валюк – слегка поклонился Гленард, – не буду тебя больше задерживать. Ты иди лучше баб утешь, а то совсем они здесь морось развели. Доброго дня тебе!

– И вам, господин командир, дня доброго!

– Интересно, – задумчиво проговорил Гленард, отойдя от старосты и неспешно направляясь к амбару.

– Что именно, лейтенант, – спросил Бовард.

– Ты, Бовард, был на Злой Войне ведь тоже?

– Конечно, Гленард, – помрачнел Бовард – Ещё как был.

– А видел ли ты, Бовард, как горят амбары?

– Как горят, не довелось, сгоревшие видел.

– А мне вот довелось, – вздохнул Гленард. – И видеть, и поджигать. Мы тогда отступали. Даже, бежали, можно сказать. Ни подвод, ни лошадей лишних не было. Зато был приказ, не оставить ничего ни съестного, ни фуражного за собой. Вот и пришлось нам жечь в окрестных деревнях по пути амбары, почти полные. Осень была поздняя, урожай только собрали. Видел бы ты глаза тех крестьян…